«Модель нашего образования меняется»

О том, как демографический провал 90-х заставил меняться российскую образовательную систему сегодня – в разговоре с участником предстоящего КЭФ, экспертом по инновационному и научно-технологическому развитию, президентом Фонда «Центр стратегических разработок «Москва» Владимиром Княгининым.

- Владимир Николаевич, мы сегодня постоянно слышим о том, что Россия пребывает в состоянии демографического провала, который неизбежно отразится на разных сферах нашей жизни, в частности – на образовании. Чего нам ждать? Что будет с вузами, преподавателями, качеством образования?

- Вы правы. Россия действительно столкнулась с тем, что число 15-20-летних сегодня значительно ниже, чем это было десятилетие назад. Причины этого провала – известный спад рождаемости в 90-х годах, а вот последствия – до сих пор окончательно не спрогнозированы. Если помните, еще пару лет назад экспертное сообщество обсуждало прогноз, согласно которому к 2020 году количество финансируемых из бюджета мест в вузах должно было стать больше, чем потенциальных студентов. Однако эта ситуация медленно выравнивается: Министерство образования ее видит и корректирует. Сегодня у нас уже нет поводов говорить о близости катастрофы, хотя демографический потенциал во многих регионах страны действительно низкий.

- Однако вопрос о том, что будет происходить с вузами, преподавателями и качеством образования остается открытым. Идут реформы, отзывы о которых самые разные. Ваша «фабрика мысли» - Центр стратегических разработок - вовлечена в аналитическое сопровождение основных реформ высшего образования, которые сейчас проводятся: это и проект 5-100 и создание опорных вузов. С этих позиций, какие из принимаемых мер Вам кажутся эффективными?

- Достаточно эффективно, на мой взгляд, укрупнение вузов, когда несколько объединяются в один – упомянутое Вами создание опорных вузов: происходит расширение направлений подготовки, а в вузе, конечно, оптимизируется материально-техническая база и административные расходы. Такого рода оптимизацию уже проходила и до сих пор проходит европейская система образования: североевропейские страны, Франция, Германия.

Эффективна так называемая «работа с нестандартными абитуриентами», которую наши вузы только начинают. О чем здесь речь? О том, как привлечь тех, кто данным направлением не интересуется. Например, техническим вузам придется думать, как привлечь девушек: европейцы сейчас, как раз, решают эту задачу, потому что иначе не получается набрать абитуриентов достаточного высокого образовательного уровня. В той же логике работают вузы, привлекающие юношей на непопулярные ранее у мужчин специальности. Вспомните, в 20-30-е-50-е годы мужчины не хотели уступать

боровшимся за мужскую работу феминисткам, а в 2000-е наступила демократизация мужских занятий: появились мужчины искусствоведы, стилисты, кутюрье... Когда границы между мужскими и женскими профессиями подтерлись, оказалось, что нужно что-то делать с жесткой привязкой к гендерному типу выбора в образовании. Те направления, которые были ориентированы на пол, начали проигрывать. Например, нам отлично известна основная проблема педагогических вузов – как привлечь молодых людей, и следующая за ней - как выпускников оставить в школе: что сделать, чтобы карьера педагога была привлекательной для мужчин.

- Используются ли какие-то методы из старой советской системы образования? Или же реформа отметает их?

- Используются, конечно. Российские вузы, например, продолжают старую советскую традицию сбора будущих абитуриентов в школах: находят детей на олимпиадах, в специализированных классах и т.д., то есть пытаются «прорасти» через школы. Но здесь есть сложность: чтобы добрать определенное число абитуриентов, вузы вынуждены собирать детей с огромной территории, часто даже из-за пределов страны. Есть несколько вузов – например, Новосибирский университет, МФТИ - которые исторически связаны с учителями в школах физико-математической специализации: они поддерживают эту «сеть» через систему олимпиад и летних школ, но не всем этот метод по карману. Соответственно, смена самих образовательных моделей в помощь.

- Вы имеет в виду индивидуальное образование?

- И это тоже. Это один из наиболее сложных процессов, которые мы только начинаем наблюдать в нашем образовании. Мы долго говорили об индивидуальных образовательных траекториях, но мало делали. Из чего они вытекают? Из того, что новое поколение – так называемые millennials - как мы считаем, более гибкие, а учить в обществе, где исчезает стандартная, до конца жизни заданная работа, мы вынуждены с учетом этой гибкости.

Если вернуться к массовому образованию, то интересны так называемые колледжи общей подготовки, которые уже действуют. Абитуриент поступает в вуз, но на общую подготовку: 1,5-2 года слушает базовые для этого вуза курсы. Например, в технических вузах это физика, математика, некоторые естественные науки, основы инженерного дела. Прослушав эти курсы, студент получает возможность в рамках широкого направления подготовки выбрать для себя уже более узкую специализацию. Конечно, и сами факультеты отбирают тех, кто им нужен: есть престижные направления, которые комплектуют из получивших наибольшее количество зачетных единиц при учебе. Но и у студентов есть свой «Юрьев день» - они тоже могут выбирать направление. То есть к своему базовому набору студент добирает уже в бакалавриате специализацию: такие программы есть на некоторых факультетах РАНХиГС при Президенте РФ, в Высшей школе экономики. А МАМИ, например, дает дополнительные компетенции и выдает сертификат о том, что выпускник владеет определенным набором специальных навыков. И это, в целом, изменение модели образования для вузов.

Плюс, наконец-то, мы стали понимать, что магистратура – это не завершение подготовки специалистов и перестали верить тем, кто говорит, что бакалавр – это «недоделанный магистр». В таком подходе, конечно, заинтересованы сами вузы, чтобы получить своего же студента еще на 2 года обучения - ведь это часы, нагрузка, финансирование: ты каждый раз гарантируешь себе работу тем, что не доготовил студента до полного специалиста. Но часть вузов уже понимают, что магистратура – это еще один «Юрьев день»: возможность получить узкие специальные навыки для конкретной работы или даже конкретного рабочего места.

- То есть сменить специализацию?

- Скорректировать. Сменить полностью пока невозможно и вряд ли удастся в будущем, потому что все-таки должна быть основа. Если только мы не ведем речь о каких-то профессиях, требующих общекультурной подготовки, а не специальных знаний. Но скорректировать специализацию в магистратуре уже сегодня можно достаточно сильно.

- Например?

- Например, вы учились на инженера-химика, материаловеда, а закончите магистратуру конструктором. Или, допустим, сейчас мы видим, как потихонечку в магистратуре, в инженерных специальностях Россия движется в ту же сторону, что и многие европейцы: инженер добирает квалификацию управленческо-экономического плана, имея значительный объем подготовки в сфере управления и управления жизненным циклом. Например, Московская высшая школа инжиниринга построена на этом. Это тоже новая для нас образовательная модель. Что из перечисленного мной сработает наиболее эффективно, мы увидим уже через несколько лет.

Справка:

Владимир Николаевич Княгинин – эксперт по инновационному и научно-технологическому развитию, президент Фонда «ЦСР «Москва», Председатель Правления Фонда «ЦСР «Северо-Запад», кандидат юридических наук.

Центр Стратегических Разработок – российская «фабрика мысли и действия» (Think & do tank), агрегатор научного знания, основной принцип действия которого - максимальное привлечение экспертного сообщества. В данный момент участвует в разработке «Стратегии научно-технологического развития Российской Федерации на долгосрочный период».

Зоя Милославская