Четвёртого – зажжём!

Впрочем, такая она и в жизни. Это чувствуется сразу, даже во время обычного разговора в спокойной обстановке.

- Я благодарна Богу и родителям за этот вулкан, за этот огонь, который во мне горит. С возрастом я и сама стала понимать, что у меня мощная энергетика, что влияю на публику уже в тот момент, когда только выхожу на сцену. И парадокс – вроде бы отдаёшь всё людям, а энергия снова к тебе самой возвращается!

- Ваше имя – не только в энциклопедическом справочнике «Джаз в России». Вас знают любители джаза и его исполнители по всей стране. Почему с высшим образованием по классу академического вокала вы «пошли в джаз»?

- Моим куратором в Красноярском институте искусств (ныне – Академия музыки и театра) была легендарная Екатерина Константиновна Иофель (прим. автора: самый известный её выпускник – Дмитрий Хворостовский). Мы с ней дружили до последнего её дня, и она всегда говорила мне: «Иди своей дорогой!». Голос у меня очень редкий – контральто (прим. автора: контральто – самый низкий женский голос, образно говоря – «женский бас» в академическом вокале). Для моего голоса в опере практически нет партий. Черепаха Тортилла, графиня в «Пиковой даме» и… И мужские партии! Лель в «Снегурочке», Зибель в «Фаусте» - юноши… А теперь гляньте на меня – такой вот юноша, особенно в профиль (смеётся Вероника).

И самое главное – ненавижу петь по нотам! Я великолепно пела Генделя, Свиридова, старинную музыку для моего голоса, но там всё расписано, а мне нужен простор! Я люблю классику, действительно люблю! Но стоять под берёзкой в образе Леля – это не для меня. Я очень свободный человек, в том числе на сцене. Я даже когда беру в репертуар эстрадную музыку, делаю свою версию. Для меня самое страшное – подражать. Хотя знаменитых негритянских певиц я слушала и слушаю очень много, и не считаю зазорным подражать их великим тембрам.



- Хорошо, джаз – это ваше решение, ваш выбор и, наверное, даже ваша судьба. Но как в ней 15 лет назад оказался Красноярский академический симфонический оркестр?

- Оригинальный проект симфоджазовой программы, подобной которой никогда не было в Красноярске, – моя инициатива. Другое дело – для того, чтобы её понять и принять нужно было быть очень современным, гибким дирижёром – не каждый классический дирижёр (особенно старой школы) возьмётся за такой проект. Марк Львович Кадин, который 15 лет назад был главным дирижёром и художественным руководителем Красноярского академического симфонического оркестра, - именно такой современный дирижёр, его очень заинтересовала моя идея.

Вообще-то я не очень надеялась на успех. Я ворвалась со своей идеей к нему прямо на репетицию оркестра, потому что у меня, как у Овна, нет ни берегов, ни тормозов!... Поначалу он был в шоке от моего напора. А потом у нас сложилась замечательная творческая дружба, этот человек научил меня работать с оркестром. И после того первого концерта с Красноярским симфоническим оркестром 15 лет назад я практически каждый сезон делала с ним разные программы.



- Сейчас у оркестра новый руководитель, сменяются и музыканты – творческая дружба с коллективом сохраняется?

- Знаете, мне везёт на людей! Нынешний главный дирижёр и художественный руководитель оркестра Владимир Борисович Ланде – это тонкий музыкант и очень добрый человек. Он меня высоко ценит, как артистку, для меня это большая честь. Я очень своеобразный человек, и я очень благодарна музыкантам оркестра, которые целых 15 лет меня терпят, надеюсь – любят. А я их люблю очень сильно, потому что мой голос… Как бы я ни пыталась петь тонкую лаунжевую музыку (от английского lounge — «гостиная» — лёгкая, фоновая музыка, которая первоначально часто звучала в холлах гостиниц, магазинов, в кафе), у меня большой голос, и мне очень комфортно работать с симфоническим оркестром. Вот просто ложится мой голос на звучание большого оркестра…

- В юбилейном концерте 4 апреля предполагается выход на сцену ещё целого ряда творческих коллективов. Какая роль отведена им?

- Большой концертный зал предполагает какие-то элементы шоу, потому что он элементарно большой! Конечно, оркестр в 100 человек – это уже великолепная картинка, потрясающий звук, но этот концерт заявлен как эстрадный… Мой коллектив «Мэйнстрим-бэнд», с которым я много лет работаю, сразу расположится вместе с оркестром, который таким образом превратится в эстрадно-симфонический. На бэк-вокале будет группа «Лунный свет» - я с этими девочками тоже много лет работаю. А в конце выйдет детский хор.

Меня тянет на крупные масштабы! Если на сцене оркестр – значит в финале обязательно должен быть детский хор! Будет и мим-театр, и детский театр. Всё это – элементы большого шоу. В то же время внешнее оформление будет минимальным – не люблю этот «колхоз». В конце концов люди приходят именно музыку слушать. Внешняя мишура только отвлекает внимание.

- Тем, что предстоит увидеть зрителям 4 апреля, вы уже заинтриговали. А что они услышат?

- Там не будет джазовой музыки в чистом виде, не будет англоязычной музыки – будет любимая всеми российская популярная музыка. Например, «Летний дождь» Игоря Талькова и другие вещи, которые любят в России, которые у нас уже стали классикой. Симфонический оркестр облагораживает эту поп-музыку, она становится «богаче», «дороже»… Можете, например, представить себе «Мадам Брошкину» в исполнении симфонического оркестра, да ещё и в почти джазовой аранжировке? И не представляйте, просто приходите – и услышите! Как, впрочем, и оригинальные версии песен из репертуаров Евы Польны, Леонида Агутина и Ирины Аллегровой.

Мне кажется, на сцене имеет право быть любой жанр, если он не разрушает человека. Я хочу, чтобы на концерте и после него люди были в настроении, забыли о каких-то бытовых повседневных вещах и наоборот вспомнили, задумались о чём-то по-настоящему важном. Я всегда пою о любви и о милосердии. Других тем для меня нет. В прошлом сезоне, например, я с симфоническим оркестром пела «Не стреляй!» Юры Шевчука, которого очень люблю. Если ты не несёшь людям любовь и добро, ты не артист, тебе не надо выходить на сцену!

Беседовал Андрей Кузнецов

(Прим. редакции - этот концерт перенесён на 21 мая. Билеты действительны.)