Красноярск: пробки 0
«Покровские ворота» в театре Пушкина. Куда они ведут?

«Покровские ворота» в театре Пушкина. Куда они ведут?

Честно говоря, от спектакля  я ожидал худшего. Я думал, что зритель получит очередную агитку о жизни несчастных граждан в царстве советского тоталитаризма (как это вышло с «Похороните меня за плинтусом» Алексея Крикливого).

Именно так воспринимали фильм «Покровские ворота» либерально настроенные интеллектуалы 80-х годов: властная женщина Маргарита Павловна — это советское государство, ее нескладный бывший муж Лев Хоботов — это жаждущая свободы интеллигенция, а рукастый слесарь Савва Игнатьевич (новый муж) — это, конечно, пролетариат. Маргарита Павловна стремится держать при себе обоих: второго использовать, первого опекать. И если Савва Игнатьевич смиряется со своей судьбой, то Хоботов, пусть нелепо и робко, но все-таки протестует и защищает свое право полюбить другую — врача Людочку.

Однако режиссер Олег Рыбкин не пошел по этому, казалось бы, идеологически проторенному пути. Вместо этого постановка получилась трогательной и лиричной, наполненной интеллигентным юмором и светлым чувством ностальгии по временам, когда люди умели дружить с соседями, читали друг другу стихи, а педагогика считалась престижной профессией.

Очень интересно, что режиссер не стал ни копировать сверхпопулярный фильм Михаила Козакова, ни намеренно уходить от него, оригинальничать. В результате появилось нечто третье, одновременно и узнаваемое, и новое.

Весь спектакль я ломал себе голову над загадкой: куда же делись все эти «модные» штучки? Почему пушкинскую «Пиковую даму» или чеховского «Дядю Ваню» современные режиссеры превращают в порнотриллеры, а «Покровские ворота» оказались на удивление хороши?

И артистам здесь есть кого играть: Сергею Селеменеву отлично удается роль страдающего интеллигента Хоботова; куплетист Велюров в исполнении Александра Истратькова оказывается сложен и неодномерен; даже Савва в исполнении Андрея Киндякова оказывается не только комичен и очарователен, но и по-своему трагичен; Наталья Горячева неожиданно раскрывается в роли Маргариты Павловны.

Меньше повезло молодым артистам, играющим Людочку, аспиранта Костика, работницу ЗАГСа Алевтину, пловчиху Свету. Они превращены в каких-то стиляг-попугаев. Но и сквозь тряпки в них сквозит нечто изящное: в конце-концов диалоги драматурга Зорина полны подлинного остроумия.

Авторы спектакля обещают погрузить нас в атмосферу 50-х годов, но, конечно, мы понимаем, что перед нами не точное воспроизведение прошлого, а его образ. Не стал бы советский аспирант-историк 50-х годов наряжаться как американский модный тусовщик, не стала бы медсестра вести прием на «лабутенах». Конечно, вспоминая прошлое, мы не просто механически восстанавливаем, а как бы заново сочиняем его, руководствуясь некой «генеральной идеей» или настроением. Поэтому одни «помнят» в советском прошлом «тоталитарный ад», другие - «рай социализма в отдельно взятой стране».

Между тем в пьесе есть нечто более исторически-подлинное и важное, чем одежда героев, плакаты или герб СССР. Я говорю об отношениях людей, их психологии, которые были характерны только для той эпохи, и теперь уже никогда не вернутся.

Взять хотя бы такой эпизод: Маргарита Павловна и Савва расписываются в ЗАГСе. Свидетелями они берут своих соседей по коммуналке. Другая соседка готовит праздничный стол. Отмечать событие все они будут вместе. Слыханое ли дело, чтобы сегодня соседи были настолько близки? Слыханное ли сегодня дело, чтобы ключ от квартиры клали под коврик? Уровень социальной сплоченности (разобщенности) сегодня совершенно иной.

Обычное ли дело, чтобы мужчина, пригласив любимую женщину к себе домой принялся читать ей стихи, а не полез под юбку? Даже пролетарий Савва более чем скромен в своих порывах, так что Маргарите Павловне приходится брать дело в свои руки.

Вообще заметно, что персонажи пьесы много читают или уж по крайней мере благоговеют перед знаниями, перед культурой и образованностью. «Большого ума женщина» говорит Савва о Маргарите Павловне, и это для него самое главное. Самые страшные ругательства, которые можно услышать от персонажей, это обвинения в мещанстве или лицемерии. «Тартюф!» - бросает Велюров Костику.

Наблюдая за комичными и трогательными поступками персонажей, конечно, я испытывал ностальгию не по коммунальным квартирам с тонкими стенками, а по иному типу отношений между людьми, стенки между которыми ведь тоже были гораздо тоньше.

Дмитрий Косяков

Фото: Кристина Туркова, а также из архива Сергея Селеменева

Подпишитесь:

Возврат к списку


Материалы по теме: